Одно лето пролетело, первое осознанное лето моей жизни. 2003 год. Спасибо Тимуру, который познакомил меня с Ларисой Ивановной... лето пролетело, пролетели рыжие лошади в поле, пронеслись карьером смены в полях. Солнце, вода, трава, ржание, веселый смех. Как такое можно убить? Казалось, что это сама вечность глядит на тебя и спокойно так: «…все останется, ничего не изменится, все будет хорошо».
2004 год. Болезнь Тимура. Сумбурные поездки в Рузу и фотографии - что бы порадовать жильца больницы. Рак. А вот что страшнее - ждать смерти, осознавая её приход, или вот так за пару часов... "наверное, всё". Они умеют думать? Всю жизнь задаю себе этот вопрос. Они могут понимать человеческую боль. Они видят радость, страдание, они отвечают на него. Способны ли они понимать... конец...
2005 год, смерть Тимура, расстроенная Лариса Ивановна успокаивает меня по телефону. Человечек, всем сердцем тянувшийся к лошадям и к Кречету, до конца свих дней не оставлявший мысли о байдарочных походах и о подъеме на Эверест. Мог ли он предположить, что будет это. А ЭТО?!?! И что страшнее. И если бы у кого-нибудь из нас был выбор - мы, или они... да кто бы сомневался?!?!
Люди уходят из жизни, но не способны уйти из сердца. Он не умер, он теперь всегда рядом. Но лошади, которые не могут уходить... просто... не могут, потому что они лошади. Потому что это существа, должные быть вечно рядом с нами... не потому, что мы эгоисты, а потому что они же - сказка... добрая сказка о том, что кто-то способен все прощать. Как они. Разве не так?
2006 год. Способны ли они простить такое... способны ли они обвинять?... Врядли. Пусть, освобожденные, они летают сейчас над зелеными лугами их мира. Они ведь наверняка мечтали. Пусть Тима, вырвавшийся из плена своего скованного болезнью тела, как лошади, разорвавшие саму сущность бытия, сидит где-то в траве и смотрит на них. Теперь они всегда будут вместе...

Я плачу... но почему - не знаю. Быть может обидно за то, что я не могу увидеть их полет?

комментировать¹

А вот на ипподроме проходили соревнования троек русских. как положено - коренник бежит мощной летящей рысью, пристяжки галопируют. Проносится мимо тебя это с лихим посвистом, с дыханием морозным, с раздутыми ноздрями... Бубенцов только не хватает. Красиво? Ну, смотря с какой стороны на это посмотреть... Внешне все кажется просто замечательно - лошади, сани, расписная дуга, уздечки в клепочках, кисточки. Идеальные восьмерки, небольшая остановка, потом тройка ускоряется, пристяжки бегут легким кентерчиком, а коренник далеко выбрасывает длинные ноги. Самая красивая тройка, пожалуй, серая. Так, чтобы кони в яблоках крупных... А уж соревнования-то - народ у нас ведь охочь до зрелищь. А зрелище то еще! Немыслимая скорость, мчащиеся карьером пристяжные, мелькающие ноги коренника... повисшие на поводьях наездники и их помощники. Искаженные оскалившиеся морды коренников с пеной у рта, растянутыми до невозможности ртами и широко раскрытыми глазами. Прибавьте к тому обжигающий легкие воздух (попробуйте-ка пробежаться при -20 хотя бы стометровку, посмотрим, что вы скажете), выкрученную набок шею пристяжного или задранную высоко шею коренного, и вы получите полную картину от этого зрелища. И при этом надо бежать вперед, а сзади подхлестывает наездник, у него в руках длинный бич... Красиво? Почувствуйте себя лошадью, понравится ли вам теперь это? И кто собирается на трибунах? Кто приходит посмотреть на красоту лошадей? Не знаю, но хочется сказать, что никто... Где тут красота? В чем? А так хочется восхититься, - ну надо же, какие молодцы, как бегут быстро! Только останавливаешься, в глубине себя (чтобы не видели окружающие) съеживаешься от ужаса, который, ты понимаешь, в этот момент испытывают лошади. А на трибунах крики... Они поставили на лошадей. И лошади для них ничто. И все это действительно грустно...
И хочется бросить все и уйти.

комментировать⁴

Джарвелл не понимал куда ему бежать – мир крутился перед глазами, как бешеное колесо. Холодный воздух обжигал легкие, зеленый цвет резал глаза, а земля была рыхлой и постоянно оседала под копытами.
Сзади летело белое перо – слепящее-белый единорог догонял, и расстояние уменьшалось с катастрофической быстротой. В неестественном для лошади галопе выгибалось белое тело – он был похож на гепарда - по скорости и манере двигаться. Только ни один гепард не смог бы двигаться так долго, а скачка продолжалась уже четыре часа.
Джарвелл обернулся, рдеющая грива взметнулась к небу, оставляя за собой тут же исчезающие капли огня. Белое существо почти догнало его. А он бежать дальше уже не мог. Резко осадив, да так, что раскаленные копыта вошли в землю по самые бабки, огненный вихрь развернулся.
Единорог, не успевая остановиться, грациозно спружинил в воздух и перемахнул через Джарвелла. Брюхо обдало жаром, завоняло паленой шерстью.
Приземлившись на траву, единорог смотрел на исчадие ада. Но что-то было не так… Что-то совсем было не так… Джарвелл не нападал. Он смотрел прямо в глаза белому существу. И только развевающаяся от собственного жара грива танцевала на его крутой шее. А глаза у Джарвелла были пронзительно синие. И в них блуждала растерянность… Единственное, чего там не было – это злости.
Единорог склонил голову и закрыл глаза. Его бока равномерно вздымались… вдох… выдох… вдох… выдох… Нельзя смотреть. Он - зло… Он несет в себе ужас и разрушение… Он сам – огонь, вспожирающий, разрушительно опасный… Он сама смерть… Вот только у смерти не бывает таких глаз. Глаз цвета неба…
Легкий ветерок коснулся дрожащих ноздрей. Единорог открыл глаза… Он еще успел заметить, как за спиной огненного чудовища разверзлись два крыла. Ослепительно белых крыла, так гармонично сочетающихся с глазами… Они словно были от одного существа, а тело от другого…
Джарвел взмахнул крыльями – он ненавидел… ненависть. Он ненавидел ложь, предательство, злобу, алчность, жестокость. Он ненавидел сражения, ненавидел битвы, не мог смотреть на кровь… Он достаточно долго смотрел на это, чтобы уметь ненавидеть. И ему не хотелось биться с этим прекрасным белым созданием, что смотрело на него огромными голубыми глазами. И он знал, что если его не пустят домой, то он вернется. Вернется, чтобы умереть. Потому что лучше позволить рогу вонзиться в сердце, чем позволить этому сердцу расколоться от невозможности быть любимым.
А дом его там… на небе… Где тысячи белых колагов ведут свое беззаботное существование.
И когда-то его шкура была так же чиста и бела, а он носился на крыльях ветра и спал, укутанный облаками…
И как страшный сон… Ад… Его душа, заключенная в кольцо и оставленная на шее багровой лентой, к которой цеплялась колесница сатаны… и эти страшные вопли ужаса ото всюду. И его день ото дня тускнеющая, тлеющая шкура. Заполняющая разум ненависть… И только один единственный шанс уйти…
И вот теперь он летит домой. И холодный воздух разрывает легкие – он разучился дышать, вдыхая только раскаленную докрасна густую патоку. Но с каждым разом воздух теплее… теплее… И огненная грива только едва-едва мерцает…
Крылья машут сильнее, упорнее, еще быстрее поднимая тяжелое раскаленное тело… И кто-то увидит солнце. Тускнеющее с каждым взмахом солнце, меняющее свой багряный цвет на чистый белый…
Еще немного… Впереди уже граница миров. Между миром людей и космосом есть еще один незримый мир, в котором живут колаги – белоснежные крылатые существа. Они похожи на лошадей, они чем-то напоминают пегасов… но они другие…
И вот уже граница… И если ты не один из них, тебе никогда не пройти через эту границу.

Джарвелл опустился на мягкое облако. Радуга звала его, но он сомневался. Его шкура стала белой, его крылья трепетали – им нужна была свобода. Его белоснежная теперь грива шелковыми волнами играла, подхваченная даже легким дуновением ветерка… и только одно копыто и венчик оставались багровыми.
Ему нет пути обратно… И Джарвелл ринулся вниз, сложив крылья.

Я не знаю, разбился ли он или позволил единорогу убить его. Может быть, в последний момент ветер подхватил его расправленные у самой земли крылья и позволил улететь... Я действительно не знаю, потому что потеряла его из виду, когда облако укрыло его стремительно исчезающую точку своим густым покрывалом....... И теперь уже никто не скажет, что было и что будет.

комментировать³

Наверное, это лошади.
Виною всему лишь лошади,
Лишь с ними рождаются крылья.
И небо серое в яблоках,
И солнце с лоснящейся шкурою,
И ветер - то их дыхание...

Наверное, так нам велено -
Влюбляться в их души белые,
Вплетая цветы в их гривы...
Уйду по дороге солнечной.
От всех по дороге солнечной...
За ним, за своим желанием...
С сердцем таким всепрощающим
Да большими глазами карими...

комментировать³

Вот, зима настала. Кончилось непонятное бур-месилово, на все дорожки-тропки-деревья-дома насыпало, наметелило... И началась настоящая сказка. С разноцветными огнями - бликами снежинок, с облаком-дыханием, с скрипучим снегом под ногами - особенно когда бежишь, широко раскинув руки-крылья и подставив лицо солнцу. Пусть его свет не греет, пусть холодно, но почему-то в такие моменты счастье перехлестывает через край и греет, греет, греет сердце. А лошади смотрят своими огромными глазами, в которых скрыта целая вселенная. Огромная вселенная карего цвета (или голубого, янтарного, желтого)... И хочеться присесть пониже, чтобы изящные изгибы лошадиных шей и спин, тонкие профили их точеных мордашек были прямо там, на фоне перламутрового неба, такого же чистого, как их души. И остается только навести фотоаппарат и нажать на спуск, чтобы потом дома подолгу перелистывать фотографии, сидя на диване, поджав ноги и закутавшись в теплый плед...

комментировать²

День был не сказать, что хорош - небо в толстом сером одеяле, в манеже Битцы темновато, не поснимаешь.. А еще на днях убила вспышку, совсем кошмар. До первого конкура в запасе было около часа, тянуло на улицу - что сидеть в этом манеже?
Сначала просто подышали чистым воздухом, потом погуляли между пустыми левадами, потом... привели какого-то гнедого. Дернулись было с подругой его офтографировать, да он как-то далеко ушел, все время нюхал снег и на окружающих не обращвл ровно никакого внимания. Казалось, что его интересует только снег. Однако через несколько минут гнедой оживился - вели серого Рафа. А потом... Потом они стали носится. Гнедой нарезал круги, разворчивался на месте, козлил, бегал рысью - той, энергичной, широкой... А Раф то бегал рысью - настоящей, маховой, высоко вскидывая тонкие ноги и подняв оленью шею... Доверчиво подходил за лакомством - сахаром. А стоило махнуть рукой, и он взвивался вверх подобно заморскому андалузу, становясь на почти вертикальные свечи, словно стремять достать небо... Или поворчивался задом и лягал одной ногой воздух - мол, уйдите, надоели! Раф оказался настоящим позером - замирал, вглядываясь вдаль, бегал упругой рысью - медленно, чтобы смогла схватить камера. И единственная мысль была - жаль, что нет солнца... Хотя густое небо придало колориту и выглядит на фотографиях подобно холсту, на котором можно рисовать... И в этот момент ощущаешь себя художником... Разве могло такое произойти? Где тот серый в яблоках орловец? Да вот же он, на сером холсте неба.

комментировать²

Это ужасно. Как такое могло вообще случится?!? Это первое, что приходит в голову. И потом наступает такая пустота, словно все в этом мире решило вдруг уйти. Погасило свет, не оставив и щелочки.
Как можно пережить гибель любимой лошади? А если этот конь сгорел заживо??? А если их было 9??? А если вместе с ними погибли еще и люди???????
Сейчас тем, кто жив, придется разбираться со всем этим беспределом. искать виноватых... И им нужна наша помощь.
А пока люди разбираются, на пепелище лежат кони и люди. И не понять где какая лошадь...

Для тех, кто не хочет оставаться в стороне. Для тех, кто подставит плечо другому. Для тех, кому небезразлично...

Заходите на мой сайт - там ссылки на форумы и реквизиты для благотворительной помощи.

комментировать²

А лошади как-то закончились вместе с выставками... Приходит нежданная грусть и топчет сердце своими сапогами, мелодично позвякивая шпорами. Облетела листва, остались пожухлости на тонких ветках. И нет снега. А небо давит, сминает своей массой. Солнце уходит по английски, не оставляя за собой даже заката... И вот в который раз пытаешь расшевелить вялые мысли - ну, поедем на природу! Ну, пусть поработает камера! И понимаешь, что без друзей неинтересно, друзей не вытащишь... А без лошадей тоскливо.
И когда наконец-то представляется случай, ты бросаешь все-все дела, чтобы умчаться хоть на край света, только бы там были они. А когда приезжаешь, подлые тучи заволакивают небо. Так, что не видно солнце...
Но даже это не останавливает, потому что слышно знакомое фырканье. Ноги несут сами, руки сжимают камеру... Ты знаешь, что тебя ждет.
Ведь там, на горизонте, маячит знакомый до боли силуэт... Лошадь.

комментировать²

6 июля: Солнце, день чудесный, жру сено перед кашей. Конюх сказал, чтобы я запомнил этот день.
Скоро для меня все перевернется. Ко мне приехал «друг лошадей» Неузороу. Долго гадали с соседом
по деннику Рыжиком, что за странное имя.
7 июля. Рыжик вспомнил, что Neo - это псих из фильма, оторванный от действительности, полностью
погруженный в свою виртуальную реальность.
8 июля. Рыжик вспомнил еще один фильм из далекого детства про маньяка Zorro, борца за
справедливость, все время бегающего в маске и всех пугающий. Маску не снимает, показаться боится,
но шуму старается производить - будь здоров. Боюсь, в сочетании с Neo будет гремучая смесь.
9 июля. «Друг лошадей» приехал. Везет рыжику, такие фильмы в детстве смотрел. Ну вылитый и
Neo, и Zorro. Оторванный от действительности псих с наклонностями добиться мировой
справедливости. От Neo-Zorro немного не по себе.
10 июля. Neo-Zorro собрался снимать сцену насилия спортсменов над лошадью. Говорит, ему срочно
нужен кровоточащий лошадиный рот. К счастью, таких калеченных на конюшне не оказалось, чему
«друг лошадей» почему-то очень огорчился…
11 июля. Neo-Zorro ввалился на конюшню с банкой томатной пасты. Прибежал оператор. Начали
снимать. Neo-Zorro пихает в меня ложками эту гадость и орет в камеру, что это кровь. Я
сопротивляюсь и ржу, что это не правда. Но убогий лошадиный переводчик нагло поясняет
оператору, что это означает «я ненавижу спортсменов».
12 июля. Neo-Zorro устал и зол на мое противление. Сказал, что если я не буду жрать пасту, то
придется работать по натуральному и расквасить мне морду. Страшно. Жру помидорную пасту.
13 июля. Не могу жрать томаты, хоть режьте, за что, как и обещалось, получил от Neo-Zorro по морде.
Пошла кровь. Снимаем в натуре. Я страшно ору, что Neo-Zorro «козел!». Оператор не понимает
лошадиного языка, удивляется: «За что я ненавижу так спортсемнов»… Переводчик пояснил, что это я
уже не про спортсменов, а про международную федерацию конного спорта.
14 июля. Neo-Zorro посмотрел отснятое вчера… Говорит настоящей крови маловато. Надо расквасить
посильнее. Оператор отказывается работать в таких зверских условиях. Neo-Zorrе вынужден
послушать оператора - опять предлагает мне эти помидоры в банке.
15 июля. Ненавижу помидоры, больше не могу жрать помидоры. Лучше квасьте мою морду. Помня об
ультиматуме оператора, Neo-Zorro пригрозил использовать для макияжа вонючую красную
нитро-краску… Ужасно… Плачу, колюсь, но жру помидоры….
16 июля. Лучше вонь нитро-краски, чем эти помидоры! Я согласен…
17 июля. Все нанюхались нитро-краски. У оператора галлюцинации и болит голова… Говорит, что
теперь он понимает лошадиный язык, так как в прошлом был кентавром, может общаться со мной без
переводчика… Дурдом… Снимать не можем… Выходной…
18 июля. Отошли от галлюцинаций… Действительность вокруг удручающая. Скучаю по банке с
краской… Верните мою любимую банку с нитро-краской! Можно не мазать! Дайте только понюхать!
20 июля. Neo-Zorro говорит, что пора снимать более трогательную сцену взаимоотношений с
человеком. Сцены я не понял. Насильно затаскивают мои ноги ему на плечи. Ироды… Ну нет у меня
такой растяжки.
22 июля. Сопротивляться более бесполезно. Пригнали строительный кран. Таки поставили меня на
плечи Neo-Zorro. Сосед Рыжик начинает посмеиваться. Не могу только понять над кем. Надо мной или
над Neo-Zorro? И к чему бы это?
23 июля. Отпечатали первые фотографии трогательной сцены. Тросы крана слишком заметны.
Neo-Zorro говорит, что это ерунда. Он все это подотрет в какой-то Фото-ж..пе из вирутуального мира.
Рыжик пояснил, что так называется графический редактор PhotoShop, где можно нарисовать и
стереть все что угодно. Нафига тогда меня пичкали помидорами? Нарисовали бы сразу…
24 июля. Рассматриваю новые фотографии. Тросов теперь действительно не видно. Зато теперь
отлично виден Neo-Zorro. А он вполне ничего. Завтра присмотрюсь к нему сзади.
25 июля. Присмотрелся к Neo-Zorro сзади. А он очень даже ничего. Не кобылка конечно, но трогает.
Почему-то «друг лошадей» стал меня побаиваться.
26 июля. Все, не могу себя держать в руках. Хочу Neo-Zorro. Все в панике разбежались, кроме
оператора. Снимаем в натуре. Без строительного крана. Без томатной пасты. Как хотел когда-то
Neo-Zorro. И трогательную сцену и сцену насилия. Только два в одном - трогательную сцену насилия.
Оператор доволен… Neo-Zorro без чувств… Вспомнил ему мою разбитую морду.
27 июля. Neo-Zorro вчера очень устал на съемках, поэтому сегодня выходной. Странно. Выходной
сегодня, а чувствую себя отлично отдохнувшим вчера.
28 июля. Neo-Zorre отошел… грозится меня кастрировать. Говорит, что спортсмены куда более
гуманны нежели лошади… Пора сматываться.

комментировать¹⁰

http://a-piksa-z.photosight.ru

комментировать¹